В российском издании Naked Science (“Голая наука”) опубликована статья журналиста Александра Березина с цитатами и пояснениями профессора Сибирского федерального университета Вячеслава Харука о том, что северные леса нуждаются в пожарах, жить без них не могут, “нет леса без огня”, и что, за исключением отдельных случаев, не надо мешать лесам гореть. Ссылка:
Одна из идей статьи вынесена в ее заголовок: несмотря на то, что леса постоянно горят, их биомасса рекордно выросла. В тексте статьи поясняется, откуда взялось это утверждение – из недавно опубликованной в Nature Scientific Reports статьи группы ученых и чиновников про то, что российские леса поглощают гораздо больше углерода, чем считалось ранее. Эта статья уже обсуждалась на Лесном форуме – вот ссылки на саму статью и на сообщения о ней:
Russian forest sequesters substantially more carbon than previously reported
Статья в Nature: “леса России поглощают значительно больше углерода, чем сообщалось ранее”
“Запасы древесины в России выросли на 47% за последние 30 лет” – откуда взялась эта сказка?
Несмотря на то, что в число авторов статьи входят известные и уважаемые ученые, вряд ли ее выводы можно считать вполне обоснованными или даже просто правдоподобными. Дело в том, что главные выводы – об увеличении запасов древесины в российских лесах на 39% и о том, что их поглощающая способность на 47% выше, чем в национальном кадастре парниковых газов – основывается на сравнении совершенно несравнимых источников данных: государственного учета лесного фонда 1988 года и данных дистанционного зондирования, откалиброванных главным образом с использованием материалов государственной инвентаризации лесов по состоянию на 2014 год. При этом использованные данные ГИЛ не только не были опубликованы, но даже и самим авторам статьи не были предоставлены на вынос – ими позволили как-то воспользоваться при условии, что первичная обработка этих данных будет проведена непосредственно в уполномоченной организации – Рослесинфорге. Судя по опубликованным кратким отчетам о ГИЛ и о том, насколько жестко организация-исполнитель работ (Рослесинфорг) скрывает любую первичную информацию, никаких реальных оценок состояния лесов, заслуживающих хотя бы минимального доверия, в ходе первого цикла ГИЛ получить не удалось.
Кстати, в этой статье в Nature Scientific Reports есть не только некорректные сравнения и использование непроверенных данных, но и утверждение, ставящее под сомнение исходную непредвзятость исследования (даже если не рассматривать допустимость сравнения таких разных наборов данных). В статье говорится, что “the authors declare no competing interests” (“авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов”) – но в состав авторов включены как минимум два чиновника, в силу занимаемых должностей заинтересованные в продвижении данных ГИЛ: начальник управления государственной инвентаризации и учета лесов ФГБУ “Рослесинфорг” Станислав Федоров и начальник отдела государственной инвентаризации лесов Рослесхоза Владимир Косицын. Если в состав авторов статьи входят чиновники, связанные по службе с получением, использованием и толкованием использованных данных – статью никак нельзя считать объективным научным исследованием, поскольку конфликт интересов в ней в явном виде присутствует.
На этом в принципе можно было бы и остановиться, не разбирая остальные части статьи – если главная идея, вынесенная даже в заголовок, основывается на явно ошибочных данных из весьма сомнительной публикации, то и к остальному вряд ли можно относиться серьезно. Но, к сожалению, статья иллюстрирует довольно распространенную в нашей стране и в мире как бы научную теорию о том, что северные леса не могут существовать без пожаров, что “в местах, где огонь не мешает человеку, с ним не надо делать ничего”, а “бороться с пожарами близ населенных пунктов можно, и один из главных рецептов здесь прост: управляемые санитарные вырубки и выжигание” (в кавычках – прямые цитаты из статьи). Эта теория очень удобна для чиновников, отвечающих за организацию управления лесами и за пожарную безопасность в них – поскольку обосновывает не только возможность, но и целесообразность отказа от охраны обширных таежных площадей и от тушения возникающих на них лесных пожаров на ранних стадиях их развития. С этой точки зрения статья появилась очень вовремя: в ближайшие три месяца будет готовиться и приниматься очередной закон о федеральном бюджете на следующей год, а если наука говорит, что пожары вдали от населенных пунктов в тайге тушить не надо – то выделять сколько-нибудь значительное дополнительное финансирование на охрану далеких таежных лесов от огня незачем.
Разберем, почему основные положения этой статьи и в целом теории непротивления таежным пожарам неверны.
Авторы утверждают, что “пиковые пожары 1915 года однозначно были крупнее любого пожара XXI века”, и даже приводят в качестве иллюстрации карту, составленную по данным В.Б.Шостаковича. Но в статье самого Шостаковича (Лесные пожары в Сибири в 1915 г., Известия Восточно-Сибирского отдела РГО, т. XLVII, Очерки по землеведению Восточной Сибири, стр. 119-126, Иркутск, 1924 – это главный источник информации о “великом сибирском лесном пожаре 1915 года”) общая площадь сгоревшего леса оценивается в 125 тысяч квадратных верст, что соответствует 14,2 миллионам гектаров. При этом из текста статьи вполне очевидно, что речь идет не только о погибших, но и о поврежденных огнем лесах. А по данным системы ИСДМ-Рослесхоз, общая площадь лесных пожаров в России, в основном за счет Сибири и Дальнего Востока, превышает 15 миллионов гектаров уже четыре года подряд. Конечно, данные Шостаковича, основанные на опросе огромного количества свидетелей пожаров, заведомо менее точны, чем современные данные дистанционного мониторинга – но они вполне однозначно указывают, что нынешние катастрофические таежные пожары вполне сопоставимы с “великим сибирским лесным пожаром 1915 года”. При этом пожар 1915 года (на самом деле, что тоже вполне очевидно из статьи Шостаковича, это был не один пожар, а множество катастрофических пожаров) так и оставался “великим” и уникальным в течение многих десятилетий – а теперь пожары такого масштаба повторяются ежегодно. И сравнение данных дистанционного мониторинга системы ИСДМ-Рослесхоз за последние два десятилетия вполне однозначно показывает тенденцию значительного роста площадей таежных пожаров. Таким образом, те масштабы лесных пожаров в российской тайге, которые мы видим сейчас, точно беспрецедентны как минимум для последнего столетия, а скорее всего, и для значительно более длительного времени. И эти масштабы продолжают быстро расти – при сохранении существующих тенденций они легко могут удвоиться в течение следующей пары десятилетий.
Авторы утверждают (в контексте гибели животных), что “даже пожары 1915 года – не говоря уже о более слабых современных – никогда не проходили более 2-3% от общей площади российских лесов”. Что современные пожары – более слабые, утверждение спорное (см. выше), но что пожары никогда с начала прошлого века, и уж точно с начала нынешнего, не проходили больше первых процентов российских лесов, особых сомнений не вызывает. Даже в самые катастрофические с начала нынешнего века 2012 и 2021 годы, и даже по самым максимальным оценкам, площадь лесных пожаров не вышла за пределы 3% от общей площади лесов. Однако, эти общие оценки мало чего говорят о реальных масштабах бедствия: во-первых, потому, что это усредненные по стране данные, а основная часть пожаров приходится на Сибирь и Дальний Восток; во-вторых, потому, что площади пожаров с течением времени значительно растут, о чем говорят даже данные дистанционного мониторинга за последние два десятилетия; и в-третьих, потому, что пожары, действуя совместно с рубками, опустошают тайгу гораздо быстрее, чем пожары сами по себе или рубки сами по себе (а к ним добавляется и третий опустошительный фактор, становящийся с течением времени все более значительным – вспышки численности насекомых-вредителей, потери лесов от болезней и непожарных абиотических факторов). Так что даже два-три процента пройденной огнем площади в целом по стране – это, в сочетании с другими негативными факторами, огромная угроза существованию всей тайги.
Авторы утверждают, что “там, где пожары угрожают спалить поселок или задымить большой город, с ними надо бороться” (причем это единственный указанный случай, когда бороться таки надо). Однако, деревни или поселки очень часто сгорают как раз от тех пожаров, которые начинаются вдали от них, и поначалу кажутся ничем никаким населенным пунктам не угрожающими – а когда начинают угрожать, справиться с ними вдруг оказывается невозможно никакими имеющимися силами. И дым в большие города чаще всего приходит не от пожаров, расположенных где-нибудь поблизости, а от катастрофических пожаров в сотнях, а иногда и в тысячах километрах от них – и когда дым от таких пожаров доходит до крупного города или поселка, что-либо тушить бывает уже поздно. Кроме того, лесные пожары причиняют людям огромное количество бед не только через задымление крупных городов или переходы огня на поселки. В деревнях и селах, рассеянных по огромной таежной зоне, тоже живут люди, и они тоже теряют здоровье или гибнут от того, что им неделями или месяцами приходится дышать задымленным воздухом. А сжигая леса в сырьевых базах лесозаготовительных или перерабатывающих предприятий, таежные пожары оставляют огромное количество людей без будущей работы и источников средств к существованию.
Как и всякая популярная лженаучная концепция, идея непротивления таежным пожарам, не грозящим спалить поселок или задымить большой город, основывается не только на мифах, но и на каком-то количестве реальных фактов. Таежные леса действительно в очень большой степени сформированы пожарами (как естественными, так и возникавшими на протяжении многих тысячелетий в результате хозяйственной деятельности коренных жителей Севера, Сибири и Дальнего Востока, а также Аляски и Канады). Сосна и лиственница действительно имеют целый ряд биологических приспособлений к жизни в условиях периодически повторяющихся пожаров, и их распространение действительно в большой мере связано с воздействием огня. В мертвой древесине и лесной подстилке действительно связывается и накапливается, временно выбывая из биологического круговорота, значительное количество минеральных питательных веществ. Термитов в тайге действительно нет, а северные насекомые действительно слабоваты в части потребления и переработки мертвой древесины. Крупные деревья сосны и лиственницы действительно могут переживать многочисленные повторяющиеся низовые пожары, не теряя своей жизнеспособности. Но все эти факты, вполне очевидные для любого лесного специалиста (авторы зря думают, что это какие-то известные только им откровения), никак не свидетельствуют о том, что нынешние и тем более прогнозируемые масштабы таежных пожаров для лесов нормальны, и что с этими пожарами не надо бороться всеми доступными людям способами. К сожалению, реальность нашего времени такова, что даже если все доступные силы, средства и методы самым эффективным образом использовать для борьбы с огнем – в обозримом будущем масштабы таежных пожаров будут значительно превышать безопасный для людей и самой тайги уровень. А идея непротивления таежным пожарам – это путь к еще более крупным пожарным катастрофам, чем те, которые мы регулярно наблюдаем в последние несколько лет.
Журнал Крокодил, 1975, №19
http://www.forestforum.ru/viewtopic.php?f=9&t=25899&sid=2085f83129e4bd619d3a0c1bc7412ea0
